Как питался Жданов в блокадном Ленинграде.

Оживленная дискуссия на казалось бы сугубо исторический вопрос на тему того, питался ли первый секретарь Ленинградского обкома ВКПб Андрей Александрович Жданов пирожными и прочими деликатесами в годы блокады,развернулась между министром культуры РФ Владимиром Мединским и либеральной общественностью в лице в первую очередь депутата петербургского ЗакСа Бориса Вишневского.
Надо признать, что хотя г-н министр - неуч и истории не знает, в данном случае он правильно назвал все это "враньём".
Миф подробно разобрал историк Алексей Волынец в биографии А.А. Жданова, вышедшей в серии ЖЗЛ.
С разрешения автора "АПН-СЗ" публикует соответствующий отрывок из книги.
В декабре 1941 г. небывало сильные морозы фактически уничтожили водоснабжение оставшегося без отопления города. Без воды остались хлебозаводы - на один день и без того скудная блокадная пайка превратилась в горсть муки.
Вспоминает Алексей Беззубов, в то время начальник химико-технологического отдела расположенного в Ленинграде Всесоюзного НИИ витаминной промышленности и консультант санитарного управления Ленинградского фронта, разработчик производства витаминов для борьбы с цингой в блокадном Ленинграде:«Зима 1941-1942 года была особенно тяжелой. Ударили небывало жестокие морозы, замерзли все водопроводы, и без воды остались хлебозаводы.
В первый же день, когда вместо хлеба выдали муку, меня и начальника хлебопекарной промышленности Н.А.Смирнова вызвали в Смольный... А.А.Жданов, узнав о муке, просил немедленно к нему зайти.
В его кабинете на подоконнике лежал автомат. Жданов показал на него: "Если не будет рук, которые смогут крепко держать этот совершенный автомат, он бесполезен.
Хлеб нужен во что бы то ни стало".Неожиданно выход предложил адмирал Балтийского флота В.Ф.Трибуц, находившийся в кабинете.
На Неве стояли подводные лодки, вмерзшие в лед. Но река промерзла не до дна. Сделали проруби и по рукавам насосами подлодок стали качать воду на хлебозаводы, расположенные на берегу Невы.
Через пять часов после нашего разговора четыре завода дали хлеб. На остальных фабриках рыли колодцы, добираясь до артезианской воды...»Как яркий пример организационной деятельности руководства города в блокаду необходимо вспомнить и такой специфический орган, созданный Ленинградским горкомом ВКП(б), как «Комиссия по рассмотрению и реализации оборонных предложений и изобретений» - на нужды обороны был мобилизован весь интеллект ленинградцев и рассматривались, просеивались всевозможные предложения, способные принести хоть малейшую пользу осажденному городу.
Академик Абрам Фёдорович Иоффе, выпускник Санкт-Петербургского Технологического института, «отец советской физики» (учитель П.Капицы, И.Курчатова, Л.Ландау, Ю.Харитона) писал: «Нигде, никогда я не видел таких стремительных темпов перехода научных идей в практику, как в Ленинграде в первые месяцы войны».
Из подручных материалов изобреталось и тут же создавалось практически всё - от витаминов из хвои до взрывчатки на основе глины. А в декабре 1942 г. Жданову представили опытные образцы доработанного в Ленинграде пистолета-пулемёта Судаева, ППС - в блокадном городе на Сестрорецком заводе впервые в СССР начали производство этого лучшего пистолета-пулемёта Второй мировой войны. Помимо военных задач, вопросов продовольственного снабжения и военной экономики, городским властям во главе со Ждановым пришлось решать массу самых разных проблем, жизненно важных для спасения города и его населения.
Так для защиты от бомбардировок и постоянного артиллерийского обстрела в Ленинграде было сооружено свыше 4000 бомбоубежищ, способных принять 800 тысяч человек (стоит оценить эти масштабы).
Наряду со снабжением продовольствием в условиях блокады стояла и нетривиальная задача предотвращения эпидемий, этих извечных и неизбежных спутников голода и городских осад.
Именно по инициативе Жданова в городе были созданы специальные «бытовые отряды». Усилиями властей Ленинграда, даже при значительном разрушении коммунального хозяйства, вспышки эпидемий были предотвращены - а ведь в осаждённом городе с неработающими водопроводом и канализацией это могло стать опасностью не менее страшной и смертоносной, чем голод.
Сейчас эту задавленную в зародыше угрозу, т.е. спасенные от эпидемий десятки, если не сотни тысяч жизней, когда заходит речь о блокаде практически не вспоминают.
Зато альтернативно одарённые всех мастей любят «вспоминать» как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода.
Тут в ход идут самые феерические байки, обильными тиражами наплодившиеся ещё в «перестроечном» угаре.
И уже третий десяток лет привычно повторяется развесистая клюква: о том, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в «лаун-тенис» (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «буше» (ещё одно красивое слово) и как объедался персиками, специально доставленными самолётом из партизанских краёв.
Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в развесистых персиках...
Впрочем, у персиков есть не менее сладкая альтернатива - так Евгений Водолазкин в «Новой газете» накануне Дня победы, 8 мая 2009 г. публикует очередную ритуальную фразу про город «с Андреем Ждановым во главе, получавшим спецрейсами ананасы». Показательно, что доктор филологических наук Водолазкин не раз с явным увлечением и смаком повторяет про эти «ананасы» в целом ряде своих публикаций (Например: Е.Водолазкин «Моя бабушка и королева Елизавета. Портрет на фоне истории» / украинская газета «Зеркало недели» №44, 17 ноября 2007 г.)
Повторяет, конечно же, не потрудившись привести ни малейшего доказательства, так - мимоходом, ради красного словца и удачного оборота - почти ритуально.
Поскольку заросли ананасов в воюющем СССР не просматриваются, остаётся предположить, что по версии г-на Водолазкина данный фрукт специально для Жданова доставлялся по ленд-лизу...
Но в целях справедливости к уязвленному ананасами доктору филологических наук, заметим, что он далеко не единственный, а всего лишь типичный распространитель подобных откровений. Нет нужды приводить на них ссылки - многочисленные примеры такой публицистики без труда можно найти в современном русскоязычном интернете.
К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях.
Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходиться конкурировать с жёлтой прессой...
Вот что рассказывает в изданном в Петербурге в 1995 г. сборнике «Блокада рассекреченная» писатель и историк В.И.Демидов: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестёр, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т.п.),
Жданов отличался неприхотливостью: "каша гречневая и щи кислые - верх удовольствия". Что касается "сообщений печати", хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, - недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. "Корки от апельсинов" обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (это "факт" - из финского фильма "Жданов - протеже Сталина").
Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором - вместе с "помойкой" - особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко - во флигеле во дворе Смольного.
И "блины" ему личный шофёр (ещё один "факт" из печати, из "Огонька") не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, "принятый" им ещё от С.М. Кирова, "дядя Коля" Щенников.
Писали про "персики", доставлявшиеся Жданову "из партизанского края", но не уточнив: был ли зимой 1941-1942 года урожай на эти самые "персики" в псковско-новгородских лесах и куда смотрела головой отвечавшая за жизнь секретаря ЦК охрана, допуская к его столу сомнительного происхождения продукты...»
Оператор располагавшегося во время войны в Смольном центрального узла связи Михаил Нейштадт вспоминал:«Честно скажу, никаких банкетов я не видел. Один раз при мне, как и при других связистах, верхушка отмечала 7 ноября всю ночь напролет. Были там и главком артиллерии Воронов, и расстрелянный впоследствии секретарь горкома Кузнецов.
К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами, Солдат никто не угощал, да мы и не были в обиде... Но каких-то там излишеств не помню.
Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов. Учет был строжайший. Поэтому все эти разговоры о "праздниках живота" больше домыслы, нежели правда...
Жданов был первым секретарем обкома и горкома партии осуществлявшим все политическое руководство. Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всем, что касалось материальных вопросов».
Даниил Натанович Альшиц (Аль), коренной петербуржец, доктор исторических наук, выпускник, а затем профессор истфака ЛГУ, рядовой ленинградского народного ополчения в 1941 году, пишет в недавно вышедшей книге: «...По меньшей мере смешно звучат постоянно повторяемые упреки в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де голодали, а то и умирали от голода, а начальники в Смольном ели досыта, "обжирались". Упражнения в создании сенсационных "разоблачений" на эту тему доходят порой до полного абсурда.
Так, например, утверждают, что Жданов объедался сдобными булочками. Не могло такого быть. У Жданова был диабет и никаких сдобных булочек он не поедал...
Мне приходилось читать и такое бредовое утверждение - будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шесть поваров за то, что подали начальству холодные булочки. Бездарность этой выдумки достаточно очевидна.
Во-первых, повара не подают булочек. Во-вторых, почему в том, что булочки успели остыть, виноваты целых шесть поваров?
Все это явно бред воспаленного соответствующей тенденцией воображения».
Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал её и установил жёстко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов военсовета Ленинградского фронта (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьёву).
Участник боёв на Невском пятачке командир 86-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизия народного ополчения) полковник Андрей Матвеевич Андреев, упоминает в мемуарах как осенью 1941 г., после совещания в Смольном, видел в руках Жданова небольшой черный кисет с тесемкой, в котором член Политбюро и Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшейся ему пайковый хлеб - хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперёд.
Конечно, это не были 125 грамм, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет.
Действительно, в период блокады высшее государственное и военное руководство Ленинграда снабжалось куда лучше, чем большинство городского населения, но без любимых разоблачителями «персиков» - здесь господа разоблачители явно экстраполируют на то время собственные нравы...
Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении - значит предъявлять такие претензии и солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан, или обвинять лётчиков и подводников, что они в блокаду кормились лучше рядовых пехотинцев.
В блокадном городе всё без исключения, в том числе и эта иерархия норм снабжения, подчинили целям обороны и выживания, так как разумных альтернатив тому, чтобы устоять и не сдаться, у города просто не было...
Показательный рассказ о Жданове в военном Ленинграде оставил Гаррисон Солсбери, шеф московского бюро «Нью-Йорк таймс».
В феврале 1944 г. этот хваткий и дотошный американский журналист прибыл в только что освобожденный от блокады Ленинград. Как представитель союзника по антигитлеровской коалиции он посетил Смольный и иные городские объекты.
Свою работу о блокаде Солсбери писал уже в 60-е гг. в США, и его книгу уж точно невозможно заподозрить в советской цензуре и агитпропе.По словам американского журналиста, большую часть времени Жданов работал в своем кабинете в Смольном на третьем этаже: «Здесь он работал час за часом, день за днем. От бесконечного курева обострилась давняя болезнь, - астма, он хрипел, кашлял... Глубоко запавшие, угольно-темные глаза горели; напряжение испещрило его лицо морщинами, которые резко обострились, когда он работал ночи напролет. Он редко выходил за пределы Смольного, даже погулять поблизости...В Смольном была кухня и столовая, но почти всегда Жданов ел только в своем кабинете. Ему приносили еду на подносе, он торопливо ее проглатывал, не отрываясь от работы, или изредка часа в три утра ел по обыкновению вместе с одним-двумя главными своими помощниками...
Напряжение зачастую сказывались на Жданове и других руководителях. Эти люди, и гражданские и военные, обычно работали по 18, 20 и 22 часа в сутки, спать большинству из них удавалось урывками, положив голову на стол или наскоро вздремнув в кабинете.
Питались они несколько лучше остального населения. Жданов и его сподвижники, также как и фронтовые командиры, получали военный паек: 400, не более, граммов хлеба, миску мясного или рыбного супа и по возможности немного каши. К чаю давали один-два куска сахара. ...
Никто из высших военных или партийных руководителей не стал жертвой дистрофии. Но их физические силы были истощены. Нервы расшатаны, большинство из них страдали хроническими заболеваниями сердца или сосудистой системы.
У Жданова вскоре, как и у других, проявились признаки усталости, изнеможения, нервного истощения».Действительно, за три года блокады Жданов, не прекращая изнурительной работы, перенёс «на ногах» два инфаркта.
Его одутловатое лицо больного человека через десятилетия даст повод сытым разоблачителям, не вставая с тёплых диванов, шутить и лгать о чревоугодии руководителя Ленинграда во время блокады.
Валерий Кузнецов, сын Алексея Александровича Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), ближайшего помощника Жданова в годы войны, в 1941 г. пятилетний мальчик, ответил на вопрос корреспондентки о питании ленинградской верхушки и столовой Смольного в период блокады:«Я обедал в той столовой и хорошо помню, как там кормили.
На первое полагались постные, жиденькие щи. На второе - гречневая или пшенная каша да еще тушенка. Но настоящим лакомством был кисель. Когда же мы с папой выезжали на фронт, то нам выделяли армейский паек. Он почти не отличался от рациона в Смольном. Та же тушенка, та же каша.
- Писали, что в то время, как горожане голодали, из квартиры Кузнецовых на Кронверкской улице пахло пирожками, а Жданову на самолете доставлялись фрукты...- Как мы питались, я уже вам рассказал. А на Кронверкскую улицу за все время блокады мы приезжали с папой всего-то пару раз. Чтобы взять деревянные детские игрушки, ими растопить печку и хоть как-то согреться, и забрать детские вещи.
А насчет пирожков... Наверное, достаточно будет сказать, что у меня, как и у прочих жителей города, была зафиксирована дистрофия.
Жданов... Понимаете, меня папа часто брал с собой в дом Жданова, на Каменный остров.
И если бы у него были фрукты или конфетки, он бы наверняка уж меня угостил. Но такого я не припомню».

Алексей Волынец.

Источник  Ссылка

Блокада Ленинграда и её прорыв.

Ровно 75 лет тому назад, 18 января 1943 года, была прорвана блокада осаждённого Ленинграда. В этот день части 123-й отдельной стрелковой бригады 67-й армии Ленинградского фронта встретились с частями 372-й дивизии 2-й ударной армии Волховского фронта у Рабочего посёлка №1, а 136-я стрелковая дивизия 67-й армии Ленинградского фронта ворвалась в Рабочий посёлок №5, где встретилась с бойцами 18-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии. В тот же день подразделения 86-й стрелковой дивизии и батальон бронеавтомобилей 61-й танковой бригады полностью очистили от врага город Шлиссельбург.
Этот успех стал результатом операции «Искра» (12-30 января 1943 года), в ходе которой войска Ленинградского и Волховского фронтов нанесли встречные удары на участке между Шлиссельбургом и Синявино. После освобождения Шлиссельбурга южнее Ладожского озера образовался коридор, где в сжатые сроки была построена железная дорога к Ленинграду — город был частично деблокирован, его положение значительно улучшилось, однако до полного снятия блокады оставался ещё целый год.

Встреча у Шлиссельбурга бойцов 2-й ударной и 67-й армий, 18 января 1943 года.

Героическая оборона Ленинграда продолжалась более двух лет и завершилась 27 января 1944 года. Защищая город от войск нацистской Германии и её союзников, отдали свои жизни около 500 000 советских военнослужащих, от голода и артобстрелов в блокадном Ленинграде погибло более миллиона его жителей. В битве за Ленинград участвовали войска Северного, Северо-Западного, Ленинградского, Волховского, Карельского и 2-го Прибалтийского фронтов, авиация дальнего действия и Войск ПВО страны, Балтийский флот, Чудская, Ладожская и Онежская военные флотилии, отряды партизан, а также жители Ленинграда и области.

Советские танки КВ идут на оборону города, 1941 год.

Цена победы. Ленинградская блокада. Неизвестные документы.

Благодаря документам, много лет хранившимся в архивах и рассекреченным лишь недавно, мы можем по-новому взглянуть на жизнь и подвиги ленинградцев в 1941 — 1944 годах. Гость передачи «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы», директор РГАСПИ Андрей Сорокин приводит уникальные факты о неизвестных страницах блокады Ленинграда. Эфир провел Виталий Дымарский. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.

Наше представление о блокаде сводится к представлению о гибели мирных жителей в осажденном городе. И совершенно из внимания уходит то, что Ленинград в этот период — не умирающий город, а город сражающийся, который терпит в этом сражении если не поражение, то несет очень большие потери. Когда мы говорим «сражающийся», то имеем в виду не только конкретные реальные боевые действия, но и сражения города в других аспектах.
Блокадный Ленинград — это не умирающий город, а город сражающийся
В огромных масштабах продолжает работать ленинградская промышленность, которая обеспечивает всем необходимым не только Ленинградский фронт, но и в гигантских количествах продолжает вывозить боеприпасы, боевую технику (не только эвакуируемое оборудование) на Большую землю. В этом смысле есть один интереснейший документ — личное письмо Жукова Жданову, секретарю ЦК, руководителю Военного совета Ленинградского фронта. После короткой командировки в Ленинград Жуков был отозван Сталиным для организации обороны Москвы. И он пишет очень короткое письмо, где просит Жданова, ссылаясь на то, что в Ленинграде и так переизбыток всего, прислать ему 50 минометов одного калибра и 50 минометов другого. С одной стороны, это рисует или, точнее, отражает реальную работу ленинградских предприятий на страну. С другой стороны, показывает катастрофическую ситуацию, в которую попал Жуков, назначенный командовать Западным фронтом.

А. А. Жданов на подписании договора между СССР и Финляндской Демократической Республикой.

Возвращаясь к сражающемуся городу, действительно, нужно отдавать себе отчет, что Ленинград не умирал, он жил, работал и терял в этой работе, в этой битве своих жителей и своих защитников. И роль Ленинграда не только в том, что он выстоял, но и в том, что он помогал Большой земле. И Большая земля помогала Ленинграду.
Что касается Ленинградского фронта, то очень часто мы пытаемся найти виноватых в том, что произошло в первый период Великой Отечественной войны. Но это не так просто, как кажется на первый взгляд. Вообще говоря, виноваты все понемножку. В архивах можно встретить несообразные решения Ставки Верховного Главнокомандования, Государственного Комитета Обороны, командующего Ленинградским фронтом, руководства городом и руководства обороной Ленинграда в лице Жданова. А сколько примеров вопиющего поведения командиров среднего звена, рядовых бойцов! Чудовищные документы.
В первый период войны Сталин владел ситуацией
Так, например, Жданов докладывает Сталину об инциденте, который произошел в мае 1942 года (в самый пик) на командном пункте минометной бригады. Командир бригады проводил на КП полка совещание. Мимо проходили два пьяных разведчика, горланили песни. Командир вышел из блиндажа и сделал им замечание, за что и был убит на месте.
Началось расследование. Начальник инспекции, батальонный комиссар Крымов докладывает Жданову, что в полках нет того количества вооружения, которое положено по штату. Другой инспектор, член Военного совета Штыков летом 1941 года информирует Жданова из 11-й армии: «Командующий отдал приказ перейти в контрнаступление и вернуть станцию Дно. (Напомним, что это пик боев за город, когда, собственно говоря, определяется и реализуется угроза блокирования города по востоку). Приказ командующего армией большинством частей не выполнен». Далее Штыков перечисляет дивизии, которые без разрешения бросили поле боя и ушли в тыл. «Одна из дивизий, 183-я, — пишет Штыков, — поставила рекорд: за ночь она прошла маршем 70 километров, ушла в тыл без всякого разрешения». И таких донесений было довольно много.

Бойцы выносят раненного с поля боя на Невской Дубровке, октябрь 1941 года. Автор: Всеволод Тарасевич

В архивных документах, между прочим, можно обнаружить еще одну (на самом деле их там немало) очень интересную вещь, которая находится в известном противоречии с тем, в чем нас пытались убедить в своих воспоминаниях Хрущев, Жуков, о том, что Сталин в первый период войны слабо ориентировался в обстановке, был плохим военачальником. Согласно переговорам по прямому проводу, наоборот, складывается впечатление, что вождь владел ситуацией, стремился вникнуть в детали, давал очень взвешенные распоряжения.
К примеру, несколько раз в разных разговорах Сталин все время обращает внимание Жданова и Ворошилова, который определенное время командует войсками Северо-Западного направления, о необходимой тактике, которую они должны использовать в военных действиях. «Пехота, — говорит он, — не должна ходить в штыковую атаку. Вы угробите живую силу. Вы должны обрабатывать передний край артиллерией, потом пускать танки, сопровождать авиацией. И только после этого пускать в ход пехоту».
Такие указания можно встретить трижды. В четвертый раз это делает Маленков (опять же, по поручению Сталина), переговариваясь с руководителями обороны города по прямому проводу.
С другой стороны, в бумагах Жданова можно обнаружить агитку (это памятка солдату Красной Армии), в которой содержится следующее утверждение: «Помни, боец, что немец боится штыковой атаки. Раз он ее боится, надо использовать силу русского штыка».
Сохранилась рукописная записка Жданова Сталину, в которой он пишет, что «основной причиной наших неудач является слабое использование огневых средств пехоты». Читая это, остается только развести руками.
В переговорах с Маленковым по прямому проводу на вопрос: «Ну как? У вас было продвижение?» Жданов отвечает: «Нет, продвижения у нас не было». — «Удалось ли переправить хоть один танк КВ?» — «Нет, не удалось. Рубим живую силу». И такого рода признания просто убивают.

Рабочий у станка на производстве снарядов на заводе в блокадном Ленинграде

Есть еще одна новая вещь, ставшая для многих открытием. Читая документы, очевидным становится тот факт, что Ленинградский фронт, по сравнению с другими, был неплохо вооружен. Об этом несколько раз напоминает Жданову Сталин: «Вы обеспечены лучшими тяжелыми танками КВ. Почему вы их не используете? Где ваши танки? Доложите, как вы распоряжаетесь ими?» и так далее.
А вот с личным оружием дела обстояли плохо. В первый период организации обороны дивизии рабочего ополчения бросались в бой без него. Но это была, скорее, проблема руководства города и Ленинградского фронта. Сталин во время переговоров отказал руководителям и командующему Ленинградским фронтом дать свежие дивизии, прямо мотивируя это тем, что они наспех сколочены, не готовы к бою: «Дать вам дивизии не могу. Они побегут. Они не вооружены. Их нужно сладить. Почему вы не запросили ранее? Мы бы для вас это сделали».
Вот вам совершенно новый Сталин, который не вписывается в наши представления о слабом командующем, который живой силой решает отсутствие проблем вооружения. И, наоборот, руководители города, Ленинградского фронта, которые во всех этих случаях выступают как люди, которые были не в состоянии использовать те технические средства в организации обороны, которыми они располагали.
В документах также есть замечательная справка командующего артиллерией Красной Армии Воронова, который доносит в Ставку, что и по количеству, и по калибрам артиллерия Ленинградского фронта превосходит артиллерию противника. Нет снарядов, но потом они появляются. То есть наши представления о том, что Ленинградский фронт не был вооружен, не совсем отвечают действительности. Проблема заключалась в том, что этими вооружениями очень плохо управляли.
Нужно идти на прорыв, форсировать реку. В течение трех недель Сталин запрашивает Жданова: «Вы решили проблему переправы КВ на другой берег?» — «Мы ее решаем». Через три недели Жданов сообщает: «Мы решили проблему». Как они ее решили? Они придумали сделать понтон. Для этого разместили заказы на заводах Ленинграда. В это время уже вовсю шло наступление, танки давным-давно должны были быть задействованы. К несчастью, для поддержки наступления ни одного танка так и не было переправлено. И таких сюжетов великое множество.
Но ведь эти претензии можно переадресовать и самому Сталину. С одной стороны, он упрекает (и справедливо) руководство города и командование фронтом в отсутствии инициативы, а с другой стороны, в самом начале боев за Ленинград руководство города и фронта просто-напросто получают от него выволочку за то, что самостоятельно приняли решение о создании Военного совета. Поэтому на вопрос: «Кто виноват?», можно ответить, что все, снизу доверху.
А ведь катастрофа лета — осени затронула не только Ленинград, но и всю страну. Достаточно вспомнить, какие территории были оставлены: весь северо-запад, юг, Украина, 70 миллионов населения… В приказах наркома обороны прямо сказано, что на тот момент у нас не было превосходства над Германией ни в живой силе, ни в промышленных ресурсах. Страна действительно была на грани катастрофы, из которой впоследствии ей все же удалось выбраться. Опять же: «Кто это сделал?» Все, снизу доверху. Что-то произошло, наладились разорванные коммуникации, управление войсками, страной, произошел перелом в настроении бойцов, средних и высших командиров.
От командования (и это, между прочим, очень важный сюжет) был отстранен целый ряд командиров. Кстати, это тоже следует вменить в вину высшему руководству страны. Почему люди, скомпрометировавшие себя совершенно очевидным образом на первом этапе войны, были назначены на командные должности? А ведь все мы знаем, почему это произошло.

Источник Ссылка

Из дневника ленинградки Тани Вассоевич.

Таня начала делать записи 22 июня 1941 г. Здесь и первые бомбардировки Ленинграда, и 18 июля 1941 г., когда кольцо вокруг города ещё не сомкнулось, но уже были введены карточки на продукты. В сентябре — первое занятие в художественной школе, которое не состоялось: «Наш преподаватель, сложив мольберт, сказал, что идёт добровольцем на фронт». Занятия в средней школе начались в ноябре: «Наш класс был почти в полном составе» (потом в классе их останется двое мальчиков и девять девочек из сорока). Таня описывает бесконечное стояние в очередях за порцией хлеба, которая для детей и неработающих за несколько месяцев ужалась с 400 г в день до 125. Они варили столярный клей и ели его.

Как великое счастье Таня описывает случай, когда они стояли в очереди за продуктами вместе с одноклассником и им досталась дуранда (спресcованная плитка из шелухи подсолнуха). Для покупки продуктов по карточкам были нужны деньги, а в их семье средств катастрофически не хватало. И старший брат, вместо того чтобы съесть свою порцию хлеба, продавал её на рынке, а деньги отдавал маме, чтобы она могла отоварить новые карточки. Он делал это, пока мама не догадалась и не запретила так поступать.

Старший брат девочки, 15-летний Володя, умер от голода 23 января 1942 г. в 6.28 — записано в дневнике. А Таниной мамы, Ксении Платоновны, не стало 17 февраля 1942 г. в 11.45. «Той зимой в городе умирало более 4 тысяч человек в день. Трупы собирали и хоронили в братских могилах. На Пискарёвском кладбище в братских могилах похоронено более полумиллиона человек, — говорит профессор Вассоевич. — Таня, будучи 13-летней девочкой, на оставшиеся деньги купила для брата гроб. Её мама этим заниматься уже не могла, она от слабости не вставала». Смоленское кладбище города было закрыто, там не принимали покойников, однако Таня уговорила сторожа вырыть могилы. Из дневника: «На похоронах брата была тётя Люся, я и Толя Таквелин — Вовин лучший друг и одноклассник. Толя плакал — это растрогало меня больше всего. На похоронах мамы была я и Люся. Вова и мама похоронены в настоящих гробах, которые я покупала на Среднем проспекте у второй линии. Худяков (сторож на кладбище) вырыл могилы за крупу и хлеб. Он хороший и был добр ко мне».

Когда умерла Танина мама, её тело лежало в квартире 9 дней, прежде чем девочка смогла организовать новые похороны. В дневнике она нарисовала план участка и отметила места захоронения близких в надежде, что, если выживет, обязательно установит на могилах памятники. Так и произошло. На рисунке с кладбищем Таня, обозначая даты смерти брата и мамы и их похороны, использовала придуманный ею шифр: она понимала, что родственников на закрытом Смоленском кладбище похоронила полулегально. Лишь потому, что сторож Худяков был тронут её детской заботой и пошёл навстречу просьбе ребёнка. Измождённый не меньше других, он рыл могилы в почти сорокаградусный мороз, подкрепившись кусочком хлеба, который Таня получила по карточке умершего брата.

В 1941-1942 гг. в Ленинграде была небывало холодная и снежная зима. Люди ставили в квартирах буржуйки, топили их мебелью. Мама с братом кутались в одеяло и чертили планы дворцов с бассейнами, рисовали оранжереи. Недаром мама после войны поступила в институт на архитектурный факультет. В блокадную пору в их районе на Васильевском острове продолжала работать библиотека, куда они ходили за книгами. Мама говорила, что никогда не читала столько, как во время блокады. А её мама, пока были силы, каждый день дежурила на крыше — караулила зажигательные бомбы. Артобстрелы и бомбардировки были каждодневными. Ленинград не просто был в кольце блокады, за него все эти почти 900 дней шли бои. Ленинградская битва была самой длинной за всю историю войны. В директиве Гитлера № 1601 от 22 сентября 1941 г. о Ленинграде чёрным по белому сказано: «стереть город с лица земли», а про его жителей: «мы не заинтересованы в сохранении населения».

После потери мамы и брата весной 1942 г. с Таней произошло чудо. В её опустевшей квартире стояла глыба льда — подарок брата, замёрзший аквариум с застывшими во льду рыбками. Когда лёд растаял, с ним оттаяла и одна золотая рыбка и вновь начала плавать. Эта история — метафора всей блокады: врагу казалось, что город должен быть мёртв, выжить в нём невозможно. Но он выжил.

Весной 1942 г. Таню эвакуировали из Ленинграда. Несколько недель на разных эшелонах она добиралась до Алма-Аты, храня как зеницу ока дневник и фотографии близких. В эвакуации Таня наконец встретилась с отцом — известным геологом-нефтяником. Когда сомкнулось блокадное кольцо, он был в командировке и оказался оторванным от семьи. Оба после войны вернулись в Ленинград. В родном городе Таня сразу же пошла к лучшему другу своего покойного брата, Толе, тому самому, что плакал на похоронах. От его мамы она узнала, что юноша умер вскоре после её брата. Таня пыталась найти ещё четырёх друзей Володи — все они умерли в блокаду.

Источник Ссылка

Блокадная серия открыток художника Николая Павлова.

Рынок в блокадном Ленинграде: свидетельства выживших.

Деньги как таковые почти ничего не стоили. Купить хлеб на рынке Ленинграда описываемого периода за рубли было практически невозможно. Около двух третей переживших блокаду ленинградцев указали в специальных анкетах, что источником питания, за счет которого они выжили, были продукты, выменянные на рынке на вещи.

Свидетельства очевидцев позволяет составить впечатление о рынках в осажденном городе: «Сам рынок закрыт. Торговля идет вдоль Кузнечного переулка, от Марата до Владимирской площади и дальше по Большой Московской… Взад и вперед ходят людские скелеты, замотанные невесть во что, в свисающих с них разномастных одеждах. Они вынесли сюда все, что могли, с одним желанием – обменять на еду».
Впечатлениями от Сенного рынка, которые вызывают оторопь, делится одна из блокадниц: «Сенной рынок очень отличался от маленького базара на Владимирской. И не только своею величиной: он расположен на большой площади, со снегом, затоптанным и утрабованным многими ногами. Отличался он и толпою, совсем не похожею на дистрофическую медлительную кучку ленинградцев с дорогими мелочами в руках, никому не нужными во время голода — хлеба за них не давали. Здесь бросались в глаза теперь такой невиданный «деловой дух» и большое количество плотных, тепло одетых людей, с быстрыми глазами, быстрыми движениями, громкими голосами. Когда они говорили, у них изо рта шел пар, как в мирное время! У дистрофиков был такой прозрачный, незаметный».

А. А. Дарова пишет в своих воспоминаниях: «Крытый Сенной рынок не мог вместить в себя всех торгующих и меняющих, покупающих и просто «желающих», и голодные устроили свой, «голодный» рынок прямо на площади. Это была не торговля 20-века, а примитивный, как на заре человечества, обмен товаров и продуктов. Измученные голодом и болезнями, оглушенные бомбардировками люди приспосабливали к своей отупевшей психике все человеческие взаимоотношения, и прежде всего торговлю, в ее допустимой советской властью и недопустимой в блокаду мере». Блокадная зима загнала на Сенной «голодный» рынок не только толпы умирающих и циничных сытых торговцев, но и массу криминальных элементов и просто отъявленных бандитов со всей округи. Это нередко выливалось в жизненные трагедии, когда люди теряли все от руки грабителей, а порой и лишались жизни.
Многочисленные свидетельства очевидцев позволяют сделать одно очень важное наблюдение – под понятиями «продавец» и «покупатель» часто подразумевают одних и тех же участников торговли. В связи с этим один из ленинградцев вспоминает:

Покупатели – те, кто менял часть своего сахарного пайка на масло или мясо, другие за хлеб тщетно разыскивали рис для больного близкого, умирающего от голода, чтобы рисовым отваром, действующим чудодейственно, остановить новую болезнь – голодный понос». Б. М. Михайлов пишет обратное: «Покупатели другие. Они мордастые, воровато зыркают по сторонам и держат руки за пазухой – там хлеб или сахар, а может быть, кусок мяса. Мяса мне нельзя покупать – не человечина ли? Я подхожу к «покупателю».
— Продай! – то ли спрашиваю, то ли умоляю его.
— А у тебя что?
Я торопливо раскрываю перед ним все свои «богатства». Он брезгливо копается в пакетиках.
— Часы есть?
— Нет.
— А золото? – «Хлеб» отворачивается и уходит».

Подавляющим большинством участников сделок на блокадных рынках были горожане, которые получали иждивенческие пайки, не дающие шанса на выживание. Но приходили за дополнительным источником питания и военные, рабочие с достаточно серьезными нормами питания, которые, однако, позволяли лишь поддерживать жизнь. Конечно, желающих утолить жгучий голод или спасти близких от смертельной дистрофии было значительно больше обладателей продуктов питания. Это вызвало появление спекулянтов разных мастей, которые просто захватили город. Очевидцы творившегося беспредела пишут:

Обыкновенные люди вдруг обнаружили, что у них мало общего с торговцами, возникшими вдруг на Сенной площади. Какие-то персонажи — прямо со страниц произведений Достоевского или Куприна. Грабители, воры, убийцы, члены бандитских шаек бродили по ленинградским улицам и, казалось, приобретали большую власть, когда наступала ночь. Людоеды и их пособники. Толстые, скользкие, с неумолимо стальным взглядом, расчетливые. Самые жуткие личности этих дней, мужчины и женщины». Но и им приходилось проявлять осторожность в своих торговых действиях, когда в руках была буханка хлеба – неимоверная ценность тех дней. «На рынке обычно продавался хлеб, иногда целыми булками. Но продавцы вынимали его с оглядкой, булку держали крепко и прятали под пальто. Они боялись не милиции, они отчаянно боялись воров и голодных бандитов, способных в любой момент вынуть финский нож или просто ударить по голове, отобрать хлеб и убежать.

Следующими участниками безжалостного процесса продажи жизней были военнослужащие, являющиеся самыми желанными торговыми партнерами на рынках Ленинграда. Обычно они были самыми обеспеченными и платежеспособными, однако с опаской появлялись на рынках, так как это строго каралось начальством.
Военный корреспондент П. Н. Лукницкий в этой связи привел эпизод: «На улицах все чаще моего плеча касаются женщины: «Товарищ военный, вино вам не нужно?» И на короткое: «Нет!» — робкое оправдание: «Я думала не хлеб променять, грамм бы хоть двести, триста…» Другой блокадник описывает случай, когда его отец, вернувшись с фронта, вынужден был надеть штатское, чтобы обменять консервы и концентраты его пайка на водку.
Ужасными были персонажи, которых ленинградцы относили к людоедам и продавцам человечины. «На Сенном рынке люди шли сквозь толпу, как во сне. Бледные, как призраки, худые, как тени… Лишь иногда появлялись вдруг мужчина или женщина с лицом полным, румяным, каким-то мягким и одновременно жестким. Толпа вздрагивала с отвращением. Говорили, что это людоеды». Об этом страшном времени рождались страшные воспоминания: «На Сенной площади продавали котлеты. Продавцы говорили, что это конина. Но я уже много времени не видел в городе не только лошадей, но и кошек. Давно не летали над городом птицы». Е. И. Иринархова пишет: «На Сенной площади следили: не торгуют ли подозрительными котлетами или чем-то другим. Такой товар изымали, а продавцов уводили». И. А. Фисенко описывает случай, как не смогла утолить голод бульоном, имевшим специфический запах и сладковатый вкус – отец вылил полную кастрюлю в помойку. Мать девочки по незнанию выменяла кусок человеческого мяса на обручальное кольцо. Разные источники приводят разные данные о количестве людоедов в блокадном Ленинграде, но, по подсчетам органов внутренних дел, только 0,4% преступников признались в страшном промысле. Один из них рассказал, как они с отцом убивали спящих, свежевали трупы, мясо засаливали и обменивали на продукты. А порой и сами употребляли в пищу.

Острое расслоение жителей города по уровню жизни вызывало жгучую ненависть к обладателям незаконно нажитых продуктов. Пережившие блокаду пишут: «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе». «Уезжают многие. Эвакуация – тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине – 3000 рублей с головы, на самолете – 6000 рублей. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе как трупными мухами. Какая мерзость!» Сотрудник завода им. Сталина Б. А. Белов фиксирует в своем дневнике:

Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие – ожиревшие от воровства из чужих желудков. У одним остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война – кому нажива. Эта поговорка нынче в моде. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами – думают долго прожить. Одни обтрепались, износились, обветшали, как платьем, так и телом, другие лоснятся жиром и щеголяют шелковыми тряпками.

                                Маннергейм и блокада Ленинграда.

Часто возникают вопросы о том, в чем именно виновна финская армия? Версия ведь много, от «финны вообще не виноваты и на самих коммунистах вины больше», до «финны были ещё хуже фашистов». Непонятно, почему их считать фашистами, разве что потому, что на самолетах у них тоже была свастика? Так она там появилась ещё раньше, чем Гитлер начал создавать Люфтваффе.  Стоит напомнить, что наши финские соседи — это страна, с которой после войны установились очень хорошие и дружественные отношения. И даже по окончанию Второй Мировой войны, Советский Союз претензий Финляндии не предъявлял.

В 2016 году на Захарьевской улице Санкт-Петербурга была установлена памятная доска генерал-лейтенанту русской армии Густаву Карловичу Маннергейму. Доска вскоре была подвергнута актам вандализма, какие-то активисты, представляющие, с их слов, «общественность города» стали подавать иски в суды, что привело к снятию доски и перенесению её в Царское Село. Главным доводом активистов было то, что Маннергейм виновен в Блокаде города, в уничтожении мирного населения Ленинграда, и какие-либо упоминания о нём в Санкт-Петербурге являются кощунством. При этом никаких голосований и опросов жителей не проводилось, социологические исследования наоборот показали, что большинство жителей не возражает. Тем более, что ещё в 2007 году к 140-летию Маннергейма на Шпалерной улице установлен бюст «Кавалергард Маннергейм» и открыта выставка, рассказывающая о его жизни. И никому она не мешала, никто протестов не устраивал.

Карл Густав Эмиль Маннергейм был тем представителем инородцев Российской Империи (сейчас бы сказали представитель некоренной национальности), которые про себя говорили: «Я в первую очередь русский генерал, а потом уже…», в данном случае он, во-вторых, был финским бароном. Дослужился он до звания генерал-лейтенанта. Прославился как на военном поприще, так и своими путешествиями в Китай и Японию. Недаром он был принят в почётные члены Русского географического общества. Маннергейм был представителем того поколения русских людей, чьи судьбы, вместе с судьбой страны, были вдруг перечеркнуты событиями 1917 года. И не его вина, что вместо русского генерала Густава Карловичи ему пришлось стать финским маршалом Карлом Густавом.

В 1941 году началась Великая Отечественная война. В отличие от других союзников Германии, повод для объявления войны у Финляндии был достаточно веский. Утром 25-го июня около трёхсот советских бомбардировщиков нанесли удары по финским аэродромам. И вместо планировавшегося на 25-е июня заявления о нейтралитете Финляндии, было объявлено, что страна находится в состоянии войны с СССР. Главнокомандующим вооруженными силами по-прежнему (как и во время Зимней войны) был Маннергейм. 29-го июня финские войска перешли границу и начали наступление. Семи финским пехотным дивизиям на ленинградском направлении противостояли пять стрелковых, моторизованная и две танковых дивизии советской 23-й армии. Силы были не в пользу финнов, особенно если учитывать, что финские дивизии были существенно слабее советских.

Но после месяца боев на Карельском перешейке финские войска 31-го августа вышли на линию границы 1918 года. Была перерезана железная дорога, проходившая севернее Ладожского озера из Ленинграда на Петрозаводск. Тем самым, город был отрезан от остальной страны с севера.

Поэтому, на вопрос о том, виновны ли финны в том, что обеспечили Блокаду, можно уверенно говорить о том, что вина их не может подвергаться сомнению. И если бы Финляндия не вступила в войну, то Вермахт не смог бы окружить город полностью. Конечно, что эта старая одноколейная дорога едва ли могла бы обеспечить Ленинград лучше «Дороги жизни» через Ладогу. Пришлось бы её почти заново отстраивать, что в условиях Карельских скал, лесов и болот, да ещё во время войны, крайне сложно. Значительный участок дороги проходит всего в нескольких километрах от границы, а значит, диверсанты там чувствовали бы себя как дома. Учитывая, опять же природные условия севернее Ладожского озера, а это сплошные леса, скалы и болота, организовать надежную охрану дороги, а в случае удачных диверсий, и её ремонт, было бы крайне затруднительно. Но в любом случае, если бы железная дорога из Ленинграда на Петрозаводск и далее, не была бы захвачена финнами, было бы легче организовать снабжение города, чем без неё.
Что же касается встречающихся обвинений финской армии в том, что они готовились к совместному с немцами штурму Ленинграда, принимали участие в бомбардировках и обстрелах города, то они непонятно на чем основаны. Во-первых, рассказы о бомбардировках Ленинграда финской авиацией, упираются в один «железобетонный факт — крохотная финская армия просто не имела для таких действий подходящих бомбардировщиков. Достаточно посмотреть перечень состоявших на вооружении Финляндии самолетов и их количество.
Во-вторых, ещё более странное утверждение о «варварских артиллерийских обстрелах», упирается в отсутствие свидетельств обстрелов северной части Ленинграда. Туда наоборот, переводились некоторые учреждения, так как на севере было безопаснее. И опять же, в крохотной финской армии не было орудий особой мощности. Вот вообще не было. Не говоря уж о том, что финские войска находились на таком расстоянии от ленинградских пригородов, что никакая дальнобойная пушка не добила бы оттуда.
Чтобы быть до конца объективными, следует вспомнить, что на полуострове Ханко финские войска захватили несколько советских железнодорожных пушек. Одну из них, 180-мм установку ТМ-1-180, финны  испытывали на берегу Финского залива и даже несколько раз стреляли из неё по форту «Риф», что на крайней западной оконечности острова Котлин. Судя по тому, что советская сторона данных об этих обстрелах не приводит, а наши пушки с ближайших к финским позициям фортов «Тотлебен» и «Обручев» уж точно бы открыли ответный огонь, «испытания» финские остались незамеченными. Стрелять то они стреляли, но это же не значит, что попали куда-то.
Что же касается о планах совместного штурма Ленинграда немецкими и финскими войсками, то стоит напомнить, что таких планов не было. Немцы вообще не планировали брать город штурмом. Они рассчитывали взять его измором, обстреливая дальнобойной артиллерией сломить волю защитников, но о планах штурма никогда не говорилось, и их никто не видел. Наоборот, есть немало свидетельств немецкого командования о том, что финны отказывались вести активные действия.
Сам же Маннергейм в своих мемуарах написал: « Я принял на себя обязанности главнокомандующего с тем условием, что мы не предпримем наступления на Ленинград». С одной стороны, мемуарам верить надо всегда с осторожностью, но с другой стороны, Густав Карлович все-таки был русским генералом, кавалергардом…

Возложение цветов на могилы президентов Финляндии маршала Карла Маннергейма и Урхо Кекконена на мемориальном кладбище «Хиетаниеми».»

Источник Ссылка

Почему мемуары Жукова о блокадном Ленинграде расходятся с официальными документами.

В мемуарах Г.К.Жукова «Воспоминания и размышления» в главе, посвященной обороне Ленинграда в 1941 году, автор указывает дату своего прибытия в город и вступления в должность командующим Ленинградским фронтом — 10-е сентября. На это можно было бы не обращать внимания, если бы во всех доступных документах и публикациях, посвященных этому периоду, не была бы указана дата 13-е сентября. Эта же дата указана и во всех мемуарах, вышедших до того, как появились «Воспоминания и размышления». Например, Герой Советского Союза, Генерал армии И.И.Федюнинский, в своей книге «Поднятые по тревоге», пишет, что Г.К.Жуков прилетел в Ленинград именно 13-го сентября. А к Федюнинскому стоит прислушаться, потому что он (получивший за месяц до этого генеральские погоны) летел тогда в одном самолёте с Жуковым, чтобы занять должность замкомандующего Ленинградского фронта.
Так как в советское время писать что-то, противоречащее ранее написанному, тем более такой фигурой как Жуков, было не принято, то тему эту старались обходить. Подобная ошибка выглядит странно, особенно если учесть, что «Воспоминания и размышления» это не просто мемуары, которые кто-то сел и написал. Над книгой работал целый коллектив, и ошибок, опечаток и неточностей там не должно было быть. И вдруг такое расхождение, которое очень легко обнаружить, так как всё, что связанно с обороной Ленинграда расписано по дням. Есть даже книга «Блокада день за днем», где описаны все важные события каждого дня. Чтобы попытаться понять эту «опечатку», надо разобраться, что же происходило в те дни на Ленинградском фронте.
А разворачивались в этот в период — с 10-го по 13-е сентября — ключевые для всего города события. В разных источниках, особенно мемуарных, очень много расхождений в датах. Уже упомянутый Федюнинский пишет, что «12 сентября противник занял Красное Село, Пушкин, прорвался в тыл Красногвардейску и, овладев частью Петергофа, вышел к Финскому заливу у Стрельны», смешав в одной дате сразу много растянутых по времени событий, которые происходили как раньше, так и позже. Чтобы разобраться как было дело, давайте ориентироваться на книги, посвященные Балтийскому флоту, например, «Балтийский флот на защите Ленинграда», а также мемуары людей, занимавших руководящие посты на флоте и пр. В этом случае перед нами предстанет реальная картина.
8-го сентября войска группы армий «Север» начали наступление из района Красногвардейска (ныне Гатчина) в направлении на Красное Село. Взяв Красное Село, немцы вышли из-за Дудергофских высот на равнину, которая хорошо просматривалась с кораблей Балтийского флота, стоявших в Финском заливе. И не только хорошо просматривалась, но и хорошо простреливалась из всех орудий, калибром выше 100 мм. А это более трехсот шестидесяти орудий, в том числе четыре 356-мм, тридцать четыре 305-мм, семь 254-мм и шестнадцать 203-мм орудий. Корабельная артиллерия стреляла как на учениях, можно сказать, прямой наводкой. Всего за сентябрь орудиями калибра 100 мм и выше было выпущено 25 792 снаряда, и примерно половина из этого пришлось на период с 8-го по 13-е сентября. Представить себе возможность наступления немецкой пехоты по открытой местности и при таком плотном огне невозможно. На открытой местности один снаряд калибра 203-мм уничтожает все живое на площади равной футбольному полю. Даже танки не прорвались бы, а танки у немцев в это время уже грузились в эшелоны и готовились к отправке на московское направление.
В результате 12-13-го сентября на подходах к Урицку немецкое наступление было остановлено, после чего немецкие части стали окапываться, а корабельная артиллерия прекратила массированный огонь. Собрав воедино все открытые источники: опубликованные документы, мемуары советских и немецких военачальников, можно установить следующую хронологию событий. Последнее немецкое наступление на Ленинград началось 8-го сентября и полностью выдохлось не позднее 13-го сентября на подходах к юго-западным окраинам города. Именно 13-го сентября Гальдер написал в своем дневнике: «У Ленинграда значительные успехи. Выход наших войск к «внутреннему обводу укреплений» может считаться законченным», а записи он обычно делал о случившихся событиях на следующий день. После 13-го сентября было еще много боев, но все они носили (с немецкой стороны) либо ответный характер, либо являлись локальными действиями, а не попыткой взять Ленинград штурмом. Получается, что если бы Жуков возглавил Ленинградский фронт 10-го сентября, то это был бы день решающих боев за город, и всё бы выглядело так, как показано в фильмах, например, «Блокада». Но если он прибыл 13-го сентября, то к этому моменту немецкое наступление уже было остановлено, хотя тогда об этом ещё никто не  знал.

Источник Ссылка

Плакаты блокадного Ленинграда.

Барутчев А. К. Рисунок к плакату «Не дадим врагу разрушить город — сокровищницу русского искусства». 1942. Бумага, акварель, цветной карандаш.

Васильев А. В. Эскиз плаката «За советскую Отчизну идут в бой сыны всех народов Советского союза!» 1941-1942. Бумага, тушь, гуашь.

Васильев А. В. Эскиз плаката «Кровь за кровь! Смерть за смерть!» 1943. Бумага, тушь, гуашь.

Васильев А. В. Эскиз плаката «Под знаменем Ленина — вперед на запад!» 1944. Бумага, тушь, гуашь.

Васильев А. В. Эскиз плаката «Потеряв 30 рабочих минут, ты не додал фронту один снаряд!» 1943. Бумага, тушь, гуашь.

Заголовок центрального стенда «Окна ТАСС», август 1942 г.

Источник Ссылка