Солдат, чучело и две крысы...

Меня вызвал ротный и сказал, что мне предстоит особое задание. В нашей части в Рузе помещение роты «разбомбили»: повыкручивали лампочки, поснимали водопроводные краны, сорвали дверь и побили стекла. Но наша командировочная жизнь непредсказуемая, и в любой момент рота может быть отправлена в часть, поэтому казарму нужно привести в божеский вид и охранять ее до момента возвращения.
Конечно, уезжать от друзей не очень хотелось, но, во-первых, приказ, а во-вторых – это не работа, а отдых в сравнении с частыми круглосуточными бдениями на стройке.
Самыми блатными должностями у нас в части в Рузе считались КППшники на двух въездах, пяток водителей, почтальон и писарчук. Последним была вообще лафа, они имели свободный выход из части, могли свободно перемещаться вплоть до Москвы. Но сторожевать в роте – тоже неплохо. И с вечерней машиной, которая привозила нам ужин, я отбыл в родную часть.
Казарма действительно имела очень грустный вид. Разместился я в каптерке, но как оказалось, я там был не один. Две крупные крысы то ли устроили чемпионат по футболу под пустыми стеллажами, то ли играли в ловитки. При малейшем шорохе с моей стороны они затихали на пару минут, но потом все продолжалось. Страха перед этими непарнокопытными я не испытывал, поэтому уткнулся носом в стену и заснул.
Утром – визит в штаб, чтобы стать на довольствие, но кроме начхоза сталкиваюсь с начальником штаба, экс-ротным. Минут тридцать выслушиваю речи типа «не дай Бог, если…», «сгною…», «дисциплина» и тому подобное.
А работать было нужно, пусть не спеша, но чтобы были видны хоть какие-то результаты. Забиваю пожарные выходы, навешиваю на петли входную дверь, на которой не предусмотрен входной замок, так как перед входом обычно находится дневальный. Но не буду же я ночами спать под дверью.
Из подручных средств - брючного ремня и железной скобы, делаю такую-себе завязочку на двери. После «закрытия» дверь слегка шевелиться, но толчки и удары средней силы выдерживает. Изнутри я уже достаточно надежно закрыт. А снаружи – ну куда я пойду из казармы, тем более надолго?
Но, в голову приходит еще одна гениальная мысль. В канцелярии находилась кнопка вызова дневального, а у тумбочки - звонок. Их я и решил использовать. Кнопку перевешиваю снаружи у двери казармы. Теперь ко мне можно было позвонить. Вечерами ко мне стали забегать мои товарищи по учебной роте, с которыми мы договорились об условном звонке.
Меня заинтересовал ротный чердак. Лестницы не было, но в гараже выпрашиваю длинную доску, к которой прибиваю небольшие бруски. Ну вот, мы и в Хопре, в смысле на чердаке. А тут просто Клондайк: сапоги, бушлаты, форма, шинели, шапки, старые дырявые противогазы. В общем, сэконд-хэнд, но есть весьма неплохое шмотье.
Подбираю себе неплохое ХБ, посолиднее все-таки, нахожу целые сапоги, а то мои сильно текут и в одном небольшая дырка в голенище. Выбрал еще несколько комплектов ВСО для своего отделения.
Тут приходит в голову забавная мысль: набиваю старые штаны и куртку ВСО разным шмотьем, в противогаз запихаю пару валяющихся там шапок, и на получившуюся голову одеваю пилотку. Ко всему этому добавляю пару сапог. Вышло неплохое чучело, которое я спускаю вниз. Недолго думая, всю эту конструкцию привязываю на тумбочке дневального. Вот и охрана у входа получилась…
К вечеру роты возвратились с работы, и я вышел встретить своих корешей. После ужина у меня в каптерке целое нашествие. Народ притащил, у кого что было: чай, сухари, кипятильник из двух лезвий, кто-то приволок полбутылки самогона. В общем, посидели нормально.
Часов в девять вечера народ разошёлся для вечерней прогулки и поверки, после которой несколько человек вернулись обратно, предупредив дневальных своих рот. В шесть утра остатки гостей разбежались, и я позволил себе поваляться до развода на плацу. В столовую не пошел, с вечера еще остались чай, хлеб, масло и сахар.
Когда на плацу раздалась команда «по объектам», я выполз из каптерки. И вовремя. В дверь послышались увесистые удары (нет, чтобы позвонить, как это делают приличные люди). По пути к дверям хватаю банку с остатками воды и выливаю на пол, несколькими движениями швабры размазываю ее и открываю дверь.
На входе начальник штаба. Увидев меня со шваброй и мокрый пол, слегка улыбнулся. «Правильно!», - сказал он. «Еще бы», - подумал я. «Что за ху…ня?» - спросил он, показывая на ремень на двери. Пришлось объяснить, что эта «ху…ня» - очень полезная вещь.
Но когда капитан увидел чучело, а в коридоре было темновато из-за отсутствия лампочек, то его реакция была вполне предсказуемой: «Кто? Почему не на работе? В комендатуру захотели, оба?». Но, подойдя ближе, видимо, стал понимать, что тут что-то не то.
В общем, еще минут десять я выслушивал воспитательную речь, а в конце получил команду убрать все это немедленно. Ну что же, пришлось безымянного друга переселить тоже в каптерку - будем жить вчетвером: я, Безымянный и две крысы…

Солдат и крысёнок...

После обеда меня позвали водилы из хозвзвода помочь затолкать поломанный ЗИЛ из ангара на яму. Работа не заняла много времени, и уже через полчаса мы сидели в шоферском вагончике и травили байки.
«Молока хочешь?» - спросили пацаны перед моим уходом, показывая на три ящика Можайского молока в стеклянных бутылках. «Только бутылки потом принеси, кладовщику сдать нужно». А чего же отказываться? Не сильно наглея, я прихватил две бутылки и отправился сторожевать своё расположение роты дальше.
Молоко было отличное: вкусное, жирное, а бутылку потом я пытался мыть минут двадцать, но она не очень отмывалась. Чтобы не разбить эту ценную тару, я положил ее на стеллаж поверх ВСО. Нужно было идти в штаб заказать стекла, лампочки и краску. На этот раз меня миновало: начальника штаба я не встретил. Так что и на этот день работа была закончена по причине отсутствия материала.
Когда я зашел в каптерку, то увидел, что в бутылке от молока что-то шевелится. Присмотревшись, я обнаружил в ней маленького крысенка, который сполз в бутылку, а выгрестись у него не получалось. Крысенок был настолько маленький, что поместился в спичечный коробок.
Что с ним делать я еще не придумал, но убивать было жалко. И тут, как всегда, у меня начался творческий процесс. Я сделал ему ошейник и прицепил к нему поводок из обувной нитки.
Крысенок был выпущен на стол, но сделав несколько неудачных попыток смыться, видимо, смирился. Я положил его в литровую банку, найденную на чердаке, и насыпал на дно хлебные крошки. Так у меня появился свой живой уголок. Нас уже стало пятеро.
Вечером, когда съехались кореша, мы решили немного пошутить. Взяв крысенка, мы пошли к плацу, куда вечером свозят солдат с объектов. Когда поставили нашего «мустанга» на лапы, он тут же побежал, и побежал туда, куда нужно – на плац.
А мы с криками «Ищи! Фас! Взять!», слегка придерживая за поводок, ринулись за ним. Сразу народ не понял в чем дело и стал отходить, давая нам дорогу. Но постепенно легкий хохот от одного края плаца переполз на всю его территорию.
Крысенок был в центре внимания: кто-то пытался скормить ему кусочек сахара, кто-то – корку хлеба. Но вскоре веселуху пришлось прекратить и быстро ретироваться, так как из штаба к плацу шли начальник штаба и замполит.
Как обычно, на следующий день начальство знало о нашей выходке, и замполит имел беседу со мной (слава Богу, что замполит), который в самом начале беседы с улыбкой сказал: «По долгу службы я должен с тобой поговорить…»
Я понял, что ветер дует с другой стороны, а замполит просто пожалел меня по старой памяти, взяв на себя миссию повоспитывать. Зато после той вылазки на плац у крысенка было столько жратвы, сколько он не съел бы за всю свою жизнь. Многие тащили сухари, хлеб и даже конфеты. Жаль, с сыром только не сложилось.
Как ни прискорбно, но видимо от переедания или запора он издох недели через две и был похоронен на новодевичьем кладбище нашей части за казармой прямо у канализационного люка…

Рассказал товарищ Каптёр.

Так она и та и другая жаренная, только одна на подсолнечном масле, а другая  в воде с морковкой и другой всякой фигней...  А рыбные консервы нам даже на полигоне не давали...

За два года службы пропавшей тоже не встречал, а вот уже на офицерских сборах в Союзе под Тюменью сталкивался...

Нарушения в 44 гвардейском Берлинском ПМ полку

Почти год дружная шайка действовала в нашем полку ГСВГ. Конечно, объем уворованного я сейчас назвать не могу. Дело в том, что, в основном, пользуюсь рассказами солдат, служивших в 5-й роте. Суд, который состоялся в ноябре 1967 в клубе полка, продлился около недели и присутствовать на нем постоянно могли только свидетели. Служба продолжалась и никакие суды не могли воспрепятствовать процессу боевой и политической подготовки.
Я помню только день вынесения приговора, причем резолютивной его части, поэтому подробностей описать не могу. Единственно, что я могу утверждать - это то, что процесс был основательно спланирован. Ночью, наряд по роте под руководством дежурившего Капустина посещал вещевой склад, забирал вещи по заказу розенгартенских "камрадов" и эти вещи размещали на территории роты.
Затем "бригада" в полном составе назначалась в караул. Пост, на территории которого находились боксы для катеров 5-й роты охранялся участниками группы. Украденные вещи перепрятывались в катера и там хранились до передачи их "покупателям". В очередной караул назначались часовые на этот пост из группы, а Капустин проникал к катерам и, забрав приготовленные к доставке вещи, ночью же уходил в Розенгартен и передавал их немцам, получая, естественно, за это деньги.
Механизм работал без сбоев. Но, ребят подвела жадность и несоблюдение правил пожарной безопасности. Может "камрады" заказали, а может, накопив излишки бензина, решили продать немцам горючее, приготовили солдаты канистру бензина. А она была с течью, как предполагают.
И вот роковой ночью глава шайки - Капустин, как обычно, залез под брезентовый чехол чтобы вытащить вещи и бензин и отправиться на сделку. Ночью, да еще под чехлом, естественно, темно, как у негра подмышкой и смышленый ЗКВ решил подсветить себе зажигалкой. Это привело к взрыву, скопившихся под брезентом, паров бензина. Несчастного этим взрывом выбросило на стропила ангара, катер загорелся. Загорелся и ангар. Тревога!!!
Приезд пожарных. Пламя погашено. Слегка поджаренного Капустина снимают со стропил и отправляют в госпиталь. Крупных неприятностей удалось избежать, но появились вопросы. Осмотрели катер, нашли вещи и канистру с бензином. Часового задержали и раскрыли преступную схему.
Следствие длилось недолго и в конце октября - начале ноября 1967 г. в нашей части состоялось открытое заседание военного трибунала. Если вспомнить, что в ноябре 1967 года страна встречала 50-летие Великой Октябрьской Социалистической революции, то станет ясно - по этому поводу была объявлена большая амнистия.
Под судом по этому преступлению находились четыре человека, включая, естественно, и Капустина. Сам "атаман" получил четыре года колонии, а его подельники от 1,5 до 2,5 лет. Поскольку в тексте объявленной амнистии освобождались от наказания лица, получившие до трёх лет лишения свободы, трое воришек были освобождены прямо в зале суда, а Капустин отправился на Родину отбывать назначенное наказание.
Вот таким неприятным событием ознаменовалось мое окончание пребывания в Группе Советских Войск в Германии. Единственно, что необходимо добавить, покупателей-немцев, граждан ГДР судил немецкий суд. Их было двое. За достоверность не ручаюсь, но офицеры говорили, что один "сел" на семь лет, а другой аж на восемь. Как говорится - судите сами...

Рассказал Леонид Иванович Малютин. С июля 1965 г. по ноябрь 1967 служил в 44 гвардейском Берлинском ПМ полку во Франкфурте-на-Одере командиром отделения, затем понтонером